27-летняя киевлянка записалась сестрой милосердия в добровольческий батальон
Парамедик "Атеистка": "Заметила, что, спасая раненого, приговариваю: "Боже, сделай так, чтоб он не умер…"
27-летняя киевлянка Елена, оставив любимую профессию искусствоведа, записалась сестрой милосердия в добровольческий батальон. Когда девушка бросилась на помощь к бойцу, ее грудь насквозь пробил осколок снаряда.
Женщины на войне — это отдельная, очень героическая и в то же время трогательная до слез страница истории боевых действий на Донбассе. Они идут воевать, потому что хотят помогать мужчинам, поддерживать их, спасать. Словом, быть на передовой надежным тылом. А получается, что зачастую сами подают сильному полу пример мужества и выдержки, становятся для побратимов воплощением того, ради чего и стоит сражаться с оккупантами: родного дома, мамы, жены и детей. Женщин никто не заставляет идти на войну. Однако те, кто рискнул отправиться на фронт, — самые идейные и сознательные воины. Даже своему страху, каким бы сильным он ни был, не позволяют вырваться наружу.
Лена — типичная домашняя девочка. Отлично училась в школе, в свободное время вышивала крестиком рушники и картины. Больше всего любила кошечек. Единственное, что выделяло ее среди тихих одноклассниц, — это обостренное чувство справедливости. Ленка, как коршун, обязательно бросалась на защиту всех обиженных. Потому и ходила еще школьницей на «оранжевый» Майдан, накинув на плечи жовто-блакитный флаг.
Она мечтала стать врачом, но поступила в педагогический институт имени Драгоманова сразу на две специальности — философию и культурологию. Когда Революция достоинства только разгоралась, Лена уже успела закончить институт, устроиться работать искусствоведом. События на Майдане настолько ее потрясли, что утром 19 января она пришла на улицу Грушевского, где возводились баррикады. И осталась там. Встать рядом с отчаянными парнями ей, конечно, никто не позволил. Но фотографировать каждую минуту этой неравной борьбы девушке удавалось. А еще она готовила еду для майдановцев, помогала перевязывать раненых в здании «Украинского дома». Лена, похоже, и сама не поняла, каким образом превратилась из тихони в безоглядного храбреца. Кажется, это случилось именно на Институтской, когда оттуда понесли первых погибших. У девушки не было ни пластмассовой каски, ни хотя бы деревянного щита, но она рванула вверх по улице, зажав в руках фотоаппарат и слыша, как свистят пули над головой. Какой-то мужчина лет сорока буквально отшвырнул отчаянную девчонку с дороги в укрытие: «Туда нельзя, там стреляют!» И она впервые в жизни соврала, закричав: «Мне можно, я пресса!» К счастью, в самое опасное место ее не пустили.
Когда началась война, Лена не сказала родителям, что отправляется на передовую. Пройдя медицинские курсы, сообщила, что будет работать на учебной базе батальона под Днепропетровском. Там действительно формировалась медицинская служба, в которой очень не хватало персонала. Став парамедиком с позывным «Атеистка», Лена сразу попала в Пески, где перемирием и не пахло. Ежечасно поселок обстреливали из артиллерии. В медпункт, расположенный в подвале жилого дома, постоянно приносили раненых. Девушке с первой минуты пришлось подтверждать теоретические знания практическими навыками: ставить капельницы, делать уколы и перевязки.
Однажды в медпункт прибежал встревоженный боец: «Снаряд попал в дом, где держали оборону наши ребята, стены рухнули, все остались под завалом!» Лена с бойцом помчались к этому дому, не обращая внимания на обстрел. По международным нормам, такая зона называется красной, в ней медики могут оказывать только самую неотложную помощь, например, останавливать сильное кровотечение. А потом раненого следует перенести в более безопасную желтую зону, где проводятся другие процедуры. Но рухнувший вместе с крышей дом был сплошной красной зоной: над ним продолжали свистеть снаряды и пули, а из-под груды шифера и кирпичей доносились стоны солдат. Забыв о больной спине, Лена вместе с бойцами и медиками растаскивала завалы, до крови обдирая пальцы на руках. Ждать, пока закончится бомбежка, не имело смысла. Нужно было спасать людей.
— Двое ребят, которых мы сразу нашли, были уже мертвы, — сквозь слезы вспоминает девушка. — Потом я откопала парня, у которого был открытый перелом ноги и много других ран. Сделала ему противошоковый укол, наложила жгут и вдруг заметила, что все это время приговариваю про себя: «Боже, сделай так, чтобы он не умер…» Другого бойца с черепно-мозговой травмой мы вынесли на носилках в безопасное место, куда уже прибыла санитарная машина. С тем парнем, Лешкой, у которого был перелом ноги, я потом встретилась в одной палате днепропетровской больницы имени Мечникова. Мы раньше даже знакомы не были, но так обрадовались друг другу!
Сколько раненых она спасла, вытащила из-под огня, Лена не считала. «Человек пятьдесят, может? — пожимает плечами. — Но я же была не одна, мы вместе оказывали помощь, клали на носилки, несли, тащили на брезенте». В конце февраля их медицинскую бригаду перебросили в другое место, где тоже были очень нужны парамедики. В день, когда ее ранили, девушка не успела надеть бронежилет, и осколок разорвавшегося неподалеку снаряда вошел ей в грудь с правой стороны и вышел сзади, раздробив лопатку. К счастью, Лену быстро доставили в ближайший госпиталь и прооперировали. А потом переправили в Днепропетровскую больницу имени Мечникова, которая стала сегодня буквально форпостом по спасению самых тяжелых раненых.
Друг Лены Артем Скоропадский, узнав, что девушка ранена, написал на своей страничке в соцсети: «Она никогда не скрывала, что не верит в Бога. В свой последний приезд на передовую я спросил Лену, не страшно ли ей на войне? Она немного подумала и ответила как-то осторожно: «За себя не очень боишься. Намного страшнее, когда ты не успеваешь помочь человеку, который в этом нуждается».
Автор статьи:
Наталья Гармаш